Политойкономия, продолжение ч. 2

Так сейчас, например, практически во всех странах мира ставки различных налогов устанавливаются соответствующими законами, принимаемыми их законодательными орга­нами. В силу такого положения в уравнениях макроэкономического равновесия сумма нало­говых поступлений относится к числу экзогенных параметров, то есть счита­ется институ­ционально заданной функцией. Однако ставки налогов, хотя и обосновы­ваются определен­ными расчетами и связаны с государственным бюджетом,  но,  из-за  отсутствия теоретиче­ских методов их определения, они, грубо говоря, берутся с потолка. Именно поэтому их раз­меры являются предметом постоянных споров в законодательных  органах, а государствен­ная фискальная политика вызывает нарекания у населения и предпринимателей,  практиче­ски во всех странах мира. Такое же положение имеет место и с нормами или ставками амор­тизационных отчислений, которыми государство при­выкло варьировать при  предоставле­нии льгот отдельным категориям предприятий во время осуществления экономических ре­форм.

Помимо всего прочего можно отметить,  что в западной экономической науке явно прослеживается два, практически взаимоисключающих друг друга, подхода к познанию эко­номических процессов и явлений –  это теоретический и эмпирический подходы.

К числу представителей теоретического подхода к изучению  экономических про­цес­сов  и  явлений можно отнести,  например,  экономистов  классической школы.  Они чувст­вовали или ощущали, что в экономическом пространстве присутствует некий по­рядок (объ­ективный закон),  связанный с обменными процессами между отдельными лицами и другими экономическими явлениями,  например, формированием цен. Но объективные закономерно­сти действия рыночных сил, вносящих некий порядок в эко­номическую систему путем фор­мирования цен, до сих пор остаются не раскрытыми.  Поэтому, если например, А.Смит не сумев раскрыть такие объективные законы эконо­мических процессов и явлений, пытался объяснить их действием какой-то потусторон­ней силы, то есть  «невидимой руки»  рынка или конкуренции, то Д.Рикардо –  дейст­вием некоего «магического жезла». А К.Маркс – на основе бездоказательного «закона стоимости» и записями простых соотношений или алгебраических записей обмена.

В противоположность представителям теоретического, представители эмпириче­ского подхода к изучению экономических процессов и явлений, в лице, например К.Р.Макконнелл и С.Л.Брю, считают, что: «Мир реальности слишком сложен и запутан,  чтобы его можно было представить строго упорядоченным. Экономисты строят свои теории с целью обнаружить смысл в хаотическом наборе фактов,  который в противном случае вво­дил бы  в заблуждение и не приносил бы никакой пользы, то есть с целью привести факты в более пригодную,  рациональную форму. Таким образом, обобщать – значит абстрагировать или намеренно упрощать; обобщение в экономике имеет практи­ческое значение, а поэтому такое же значение имеет и абстракция.  Экономическая  тео­рия – это модель,  упрощенная картина или схема какого-либо сектора экономики. Такая модель позволяет нам лучше по­нимать  действительность именно потому,  что игнори­рует сбивающие с толку детали дейст­вительности. Наконец, теории - хорошие теории - основываются на фактах,  и потому они реалистичны.  Теории,  которые не согласуются с фактами, попросту плохие теории».

При всем этом, если представители западных школ, исповедующие    теоретиче­ский подход к изучению экономических процессов и явлений,   пренебрежительно отно­сились к фактам и доказательствам своих гипотез. То представители школ,  исповедую­щие эмпириче­ский подход – задачу самой экономической теории видели и видят только в том, что бы при­вести в систему, обобщить и использовать факты.

Конечно, с общеметодологической точки зрения,  развитие познания предполагает  взаимодействие опыта и теории.  Но теоретическое знание может и должно опережать дан­ные опыта.  Абсолютизация одного  из  них пагубно  сказывается  на развитии науки.  Тем не менее, целью научного знания является не эмпирические данные или факты, а теории. При­чем развитие науки определяется не столько количеством добытых эмпири­ческих данных,  сколько количеством и качеством выдвинутых и достаточно обоснован­ных теорий.

А уровень знания определяется не только тем,  каким способом получено знание - эмпи­рическим путем или теоретическим мышлением,  но и тем,  как в нем отражен сам ис­следуемый объект – во всех своих связях и опосредствованиях или с одной,  очень важной стороны. С этой точки зрения в философии знание принято разделять на кон­кретное и абстрактное знание.

В принципе знание должно стремиться стать конкретным,  то есть многогранным, охваты­вающим объект как некоторое целое. Но, как известно, эмпирическому знанию дос­тупны преимущественно внешние связи и отношения, поэтому чувственная конкрет­ность ограничена по своему  содержанию,  она не дает знания закономерностей,  цело­стного отра­жения явлений. А абстракция – важнейший способ отражения мышлением объективной ре­альности. Но, только лишь при движении мысли происходит восхожде­ние  от абстрактного к конкретному.

Истина не  может быть объективной,  если она не конкретна,  если она не представ­ляет собой развивающуюся систему знания, если она непрерывно  не обогаща­ется новыми элементами, выражающие новые стороны, связи объекта, углубляющими прежние научные  представления.  В  этом смысле истина всегда является теоретиче­ской системой знания,  на­правленной на отражение объекта в его целостности.

С этих общеметодологических точек зрения, можно сказать, что вся беда западной экономической науки заключается в том, что она не дает конкретного знания.  Более того,  в 1932 году, когда Дж.Робинсон сформулировал свое определение западной эко­номической  науки,  как  науки  анализирующей «человеческое  поведение как отноше­ние между данными целями и ограни­ченными средствами, имеющими альтернативные возможности применения», все теории,  разработанные до 1870 года, как бы потеряли право называться экономической наукой.

Наукой выработано множество способов доказательства и проверки объективно­сти,  то есть истинности знания. Но такие общеметодологические требования для запад­ной эко­номической науки чужды. В ней нет критериев, с помощью которых можно было бы отли­чить истину, то есть объективное знание от заблуждения.  Поэтому ни одна из существую­щих экономических теорий не основана на строгой доказательной базе.  То  есть,  не одно знание западной науки об экономике не выводиться или с необходимо­стью  не следует из другого. Может быть, именно по таким причинам, если австрийские обществоведы в начале XX века на вопрос, возможно ли существование экономической теории, давали отрицатель­ный ответ, то «Отец» кибернетики Винер считал, что создать модель экономики вообще нельзя.

А если продолжить анализ, то можно отметить, что именно таким состоянием за­падной экономической  науки можно, наверное, объяснить и точку зрения А.Грея о том,  что: «Экономическая наука, если является таковой,  отличается  от  других наук тем,  что в ней нет неумолимого стремления идти до конца, к истине, которая, будучи однажды рас­крыта, будет истиной на все времена, к полному замешательству любого противопо­ложного учения». Или точку зрения М.Блауга о том, что: «...история  экономической  науки  изоби­лует тавтологическими определениями и теориями,  сформулированными так, что их просто невозможно опровергнуть».

К числу таких несостоятельных,  в самой постановке экономических  задач, теорий можно отнести, например, и концепцию общего экономического равновесия,  предло­женного Л.Вальрасом, как универсальное средство анализа экономической системы в целом.  Однако никакая концепция, хотя бы даже частично основанная на теории пре­дельной полезности маржиналистов ни при  каких обстоятельствах не может быть уни­версальным средством та­кого анализа.

Тем не менее, считается,  что якобы Л.Вальрас «сделал решительный  шаг в сторону математизации экономической теории,  способствовал приданию ей логической строй­ности и строгости,  что отвечало и отвечает современным представлениям о науке и на­учном  зна­нии».  Существуют и более лестные отзывы о его вкладе в экономическую науку.  Однако, такие отзывы могут дать лишь  люди,  считающие  себя  экономистами,  но  очень   далекие  не только от математики, но и самой экономики. Поскольку уравне­ния, составленные  Л.Вальрасом, будучи зависимыми, от цен и, из-за их неизвестности, являются  полностью неопределенными и несовместными. Поэтому он вынужден был ввести в свою систему аукциониста. Тем не менее, его система уравнений не имеет и не может иметь никакого решения.

Да и сам Л.Вальрас никогда их не решал, а всего лишь «ограничился демонстра­цией возможного механизма движения к равновесию», нащупывал («tatonament») и запи­сал некие формулы, похожие на уравнения экономической  системы  вообще  или  об­щего экономиче­ского равновесия,  в частности. Раз если он при постановке задачи до­пустил ошибку и   поэтому не смог решить ее.  Тогда, тем более, такую задачу, при той же постановке, что Л.Вальрас, не могли решить и никогда не решали ни немецкий мате­матик и статист А.Вальд,  ни Эрроу, ни Дебре и никто либо другой. В противном случае, давным-давно были бы установлены закономерности об­менных процессов, формирова­ния цен и устранена неопределенность других систем уравне­ний, а в существующих мо­делях общего экономического равновесия, так называемые «эндо­генные» параметры, не определялись бы из гипотетических графиков.

В результате таких заблуждений и существуют  в экономической науке несостоя­тель­ные теории и концепции. А также якобы решенные экономические задачи, но на са­мом деле, даже и близко не под­ходившие к таким решениям.

Парадокс, но факт, что именно по таким причинам один из видных западных эконо­мистов П.Самуэльсон, был вынужден ввести  понятие о «качественном исчисле­нии». То есть об исчислении не количественных изменений экономических  параметров, а изменений их направлений.  Он вынужден был ввести такое, мягко говоря, некоррект­ное и более чем тав­тологическое понятие, в силу полной неопределенности или из-за отсутствия решений со­ставленных западными экономистами уравнений рассматривае­мых ими экономических сис­тем.

Да и вообще, сама метафора или понятие равновесия в экономике, заимствованное из физики или механики Ньютона, в экономических теориях использовано не очень удачно. В отношении рынков, спроса и предложения, в то время как в самой физике рас­сматривается состояние равновесия  какого-либо тела, то есть сохранение его движения или покоя с тече­нием времени. При этом речь, в первую очередь, идет о равенстве нулю равнодействующей сил на это тело, а потом равенстве нулю его проекций, на любую ось, то есть о равенстве нулю суммы проекций всех сил на любую ось. А пары сил – имеют противоположные на­правления. Кроме этого есть еще и моменты сил, алгебраи­ческая  сумма  которых  также должна быть равна нулю.

При этом ни одному физику и в голову не придет мысль искать равновесное состоя­ние тела из графика, связывающего, скажем, ускорение с  массой тела. Но запад­ный эконо­мист, пусть он хоть и знаменитый А.Маршалл, или Л.Вальрас,  или кто-либо другой, в этом отношении является исключением. Поскольку,  в относительно схожих условиях он, все время ищет  условия наступления экономического равновесие из графи­ков, связывающих цены и количество благ. При этом называя их спросом и предложе­нием. А ординату точки их пересечения – равновесной ценой, несмотря на то, что пара­метры цен не известны, и отсут­ствует всякая информация  о  закономерностях  их фор­мирования.  Поскольку он для того, чтобы доказать свою способность или компетент­ность в этом вопросе, готов придумать лю­бую чушь или тавтологию, на подобие «кри­вых безразличия», «модуля эластичности спроса и предложения» и т.д.

Помимо этого, например, такой известный экономист как И.Фишер,  механизм свя­зей, содержащихся в уравнении обмена (PQ = VM), иллюстрировал с помощью рычага,  с одной стороны которому подвешена масса денег (M),  с другой – количество благ (Q).  При этом, расстояниями или плечами до точки приложения таких сил служат, соответ­ственно – уро­вень цен (P) и скорость обращения денег (V).

Таким образом, уравнение обмена по И.Фишеру условно можно считать уравне­нием мо­мента экономических или рыночных сил.  Но тогда скорость обращения денег  и  уровень цен,  так и количество благ и масса денег должны иметь одинаковую единицу измерения,  как, например: сантиметр или метр,  Ньютон или килограмм и т.д., как в фи­зике или статике. Однако эти экономические параметры, ни при каких условиях не могут иметь одинаковую размер­ность. Значит представления И.Фишера о механизме связей, содержащихся в уравнении об­мена, являются, мягко говоря, ошибочными.

К тому же, не может не удивлять позиция монетаристов, затевающих серьезные разго­воры вокруг уравнения обмена и выдвигающих не  только целую макроэкономиче­скую,  но и концепцию глобализации. И, для того, чтобы доказать их – постоянно спо­рящих с другими направлениями и течениями в экономической науке. Не замечая, каза­лось бы, простое, но фундаментальное обстоятельство: неопределенность этого уравне­ния. То есть того неопро­вержимого факта,  что одно лишь это уравнение содержит не одну, а сразу четыре неизвест­ных,  и оно не связано с  другими  внутренними элемен­тами экономической системы.

Так, что, в этом и других вопросах, связанных, скажем с формированием цен и стоимо­стью товаров К.Маркс, хотя и имел наивные и ошибочные представления, тем не менее,  можно согласиться с его точкой зрения о том, что: «Трудно представить себе что-либо плоское,  чем  догмат, будто товарное обращение обязательно создает равновесие ме­жду куплями и продажами, так как каждая продажа есть в то же время купля, vice versa [на­оборот]. Если этим хотят сказать,  что число  действительно совершившихся продаж равно числу покупок, то это – бессодержательная тавтология».

К такой отрицательной оценке и выводам можно прийти, изучая и все другие тео­рии западных экономистов, которые, так или иначе, связаны с равновесным, или меха­нистиче­ским подходам к изучению состояния экономических систем и происходящих в них процес­сов и явлений. Именно поэтому автор этой статьи в своей книге  "Интеллек­туальный мир, модель экономического пространства и законы  идеальной  экономики", имея ввиду при­меры из книг П.Самуэльсона,  К.Л.Макконнелла и С.Л.Брю, а также И.Фишера, писал:

Если западную макроэкономическую теорию «сравнить с другими науками,  пред­по­лагая ее, скажем, на месте прикладных технических наук, то можно быть уверенным, что с ее помощью мы никогда не смогли бы не только построить, но и сконструировать ни телеви­зоров, ни современных компьютеров, и тем более космических ракет, кроме конечно тех «насосов»,  «канализационных труб» и простых «рычагов»,  которые так лю­бят приводить в пример в своих  книгах западные ученые-экономисты, уподобляя их своим моделям».

Ярким подтверждением этого вывода может служить и то состояние, что сложи­лось и продолжает сохраняться, на всем постсоветском географическом пространстве после рас­пада СССР.

Такое состояние науки об экономике,  как это было показано выше,  признают и сами западные  экономисты. Именно поэтому с середины прошлого века идет усилен­ный поиск новых направлений в этой науке, способных адекватно отразить, описать и объяс­нить экономические процессы и явления.

К числу таковых,  в первую очередь, можно отнести и такое новое,   противостоя­щее основному течению экономической теории в целом и неоклассике в частности, на­правление в науке об экономике, которое называется – «эволюционная  экономика».  Но стремление экономистов Запада втиснуть науку об экономике в тесные рамки какой-то отрасли  по­знания, то ли это физика Ньютона, то ли биология, связанная с именем Дар­вина или Моргана – это не иначе, как попытка,  заранее обреченная на провал. По­скольку такой подход может происходить только по одной причине – из-за незнания и непонимания истинного места,  значения и роли экономической науки в достойном уважения ряду других отраслей позна­ния, в силу несостоятельности западных экономи­ческих теорий и парадигм.

Поэтому перед  экономистами  стоит нелегкая задача о превращении экономиче­ской отрасли познания, в науку,  в подлинном  смысле  этого слова. То есть в науку, не­посредст­венной целью которой является – описание,  объяснение и предсказание  эко­номических  процессов  и  явлений действительности,  составляющих предмет ее изуче­ния, на основе от­крываемых ею законов.

При этом я лично полагаю, что авторы макроэкономической теории,  выделили ее в особый раздел экономической науки не потому,  что она является таковой. А потому, что только лишь так можно было завуалировать или скрыть то положение,  что они опе­рировали и оперируют не имеющими своего решения неопределенными и несовмест­ными уравне­ниями макроэкономических систем. Например, они, отнеся к предмету микроэкономики весь круг вопросов, связанных с формированием и определением цен благ, в то же время до сих пор не поняли, видимо никогда и не поймут, что и такой мак­роэкономический параметр, как  «уровень  цен» – тоже является величиной неизвестной,  требующей  своего определения. И, которую никак невозможно найти из моделей запад­ных экономистов.

А что можно говорить о «производственной функции» Кобба-Дугласа, используе­мой в моделях макроэкономического равновесия и роста, пользуясь которой якобы опре­де­ляется ставка заработной платы и, которую принято считать достоверно описываю­щей ре­альные экономические процессы, функцией?

«Производственная функция» Кобба-Дугласа – эта обычная эмпирическая формула,  не говорящая ничего конкретного не только о  внутренних механизмах формирования цен,  но и о самом производстве благ. Почему? Да потому, что она сконструирована ее авторами всего лишь для приближенного описания статистических данных методом подбора таких  коэффициентов, как эластичность по капиталу и труду, при постоянных значениях долей труда и капитала. Именно поэтому если превратить производственную функцию любой сложности в уравнение, то оно сразу же становится неопределенным, то есть уравнением, не имеющим своего решения.

Так, например, если превратить «производственную функцию»  Кобба-Дугласа в уравне­ние, то оно станет уравнением, как минимум, с тремя неизвестными,  если не ска­зать с пятью.

Раз так, то, какое уравнение макроэкономического равновесия можно решить, поль­зу­ясь этой «производственной функцией»? Ясно, что никакое. Но это не понятно не только западным экономистам, всегда дистанцирующимся от математики и,  именно по­этому при­думавшим и создавшим эконометрику,  призванную  разрешить им эту про­блему, но и на­шим (то есть, экономистам постсоциалистических стран).  Однако, следует учесть, что на это все время обращал свое внимание и не перестает этого делать не только автор этих строк, но и некоторые западные экономисты.

Например, исходя из соображений, может быть близких к тем, что было изложено выше М.Блауг в своей книге «Экономическая мысль в ретроспективе» пишет, что:  «Неиз­бывный методологический грех  неоклассичекой теории состоял в том,  что она использовала микростатические теоремы, выведенные из «вневременных» моделей, ... для предсказания хода событий в реальном мире. Наиболее яркий пример этого греха: постоянство долей труда и капитала в совокупном продукте обосновывалась тем,  что агрегатная  производст­венная функция имеет вид функции Кобба-Дугласа, хотя послед­няя применялась лишь в микроэкономической теории и не существовало никаких дово­дов в пользу ее агрегирова­ния».

Есть и другая сторона применения производственных функций – эта прогностиче­ские модели. Именно они образуют методологическую основу среднесрочных и долго­сроч­ных макромоделей прогноза западных экономических школ и других  институтов, которые осваиваются и берутся на вооружение и нашими специалистами.  А сам про­гноз необходим для научного регулирования экономики,  чтобы государство предвидело последствия своей экономической политики.  Но аппарат западной эконометрической теории,  основан на тех производственных функциях, о которых мы говорили выше. И он не  рассчитан на оценку социально-политических обстоятельств, неожиданных изме­нений в сфере науки и техноло­гий.  Следовательно, не позволяет сформировать пред­ставление и о том, что и в самом деле может быть в будущем. К тому же пользуясь за­падной эконометрической техникой, как в этом признаются и сами западные специали­сты –  нельзя построить прогноз, рассчитанный на срок более, чем на 10 лет. Именно поэтому, наверное, россияне и строят свои прогнозы только лишь до 2010 года. А планы наших казахских друзей до 2030 года требует отдельного рассмотрения. Поэтому на них здесь не будем останавливаться.

Таким образом, отсутствие в современной науке об экономике самой верифи­цируе­мой общей или универсальной экономической теории и является главной фундаментальной проблемой. Значит необходимо разработать такую экономиче­скую теорию.

Разрабатывая такую теорию, в силу принципиального отличия этой теории от тео­рий других авторов, я склонен был назвать ее «Космополитэкономией» или «Космо­политойкономией», но называл – «Политойкономией» или «Politoeconomia» (где: polith – от греч. – народ, а oeconomia – от лат. – хозяйство).

Примечание: эти две главы моей книги: «Политойкономия», были опубликованы 20 июля 2006г. по адресу: http://abdullaevrustam.narod.ru/index.htm. 

А  потом 26 июля 2006г. были  переведены  на  этот сайт.

(Продолжение следует)

Абдуллаев Рустамжон, доктор экономических наук, академик.